Герои подпольного госпиталя

Во время войны в Орле был развёрнут окружной военный госпиталь №399, состоявший из нескольких корпусов в разных частях города. Оккупировав город, немцы заняли лучший госпиталь, который располагался на улице Комсомольской. Все раненые были выброшены на улицу.

Медики решили переправить больных в инфекционное отделение, которое находилось на месте нынешней областной больницы в Школьном переулке, и в ночь с третьего на четвёртое октября 1941 года весь коллектив больницы - врачи, медсёстры, фельдшеры - переправляли раненых. Кто мог - шёл сам. Лежачих перевозили на подводах, несли на носилках, на руках. Раненым солдатам и офицерам врачи придумывали истории болезней, в которых они значились колхозниками или рабочими из ближних деревень и сёл.

На дверях отделения и рядом на заборе написали по-немецки: «Сыпной тиф. Дизентерия». Так инфекционное отделение за одну ночь превратилось в подпольный госпиталь, который получил неофициальное название «русская больница». Возглавил её бригадный военврач Вениамин Александрович Смирнов. Руководителями хирургического отделения были военврачи Сергей Павлович Протопопов, Борис Николаевич Гусев, заведующим инфекционным отделением был врач Владимир Иванович Турбин.

За время оккупации медики больницы спасли тысячи советских солдат и офицеров, в том числе 22 боевых лётчика, а также сохранили действующую больницу на 300 коек с коллективом сотрудников в 170 человек.

В музее Орловской областной клинической больницы сохранилось много документов об этом страшном периоде. В том числе воспоминания врачей, медсестёр и тех, кто лечился и спасался в стенах больницы. Часть этих воспоминаний мы публикуем в этой подборке.

* * *

«Владимир Иванович Турбин совершил подвиг. Он совершил подвиг в борьбе с тифом и другими инфекциями в условиях необычайно переполненных палат. За обнаруженную вошь или грязь он давал такой разгон, что не пожелаешь; сам сутками не покидал отделение, следил за порядком, спал в железной дезкамере, где прожаривали всё, что было на больных и на постелях, сам искал насекомых, изолировал, лечил - всё сам!»

Владимир Цветков, врач-офтальмолог,

(в годы оккупации несовершеннолетний Владимир работал в больнице санитаром)

* * *

«Летом 1943 года я с товарищем попытался перейти фронт навстречу советским войскам. Но попытка не удалась. На берегу Орлика нас остановил патруль, товарищ прыгнул в овраг, я побежал в сторону Полесской площади, но на Больничной улице опять наткнулся на немцев. Не помню, как очутился у длинного покосившегося забора. Я перескочил его. Это была «русская больница» или «заразные бараки», как часто тогда называли инфекционное отделение.

Через несколько минут заведующий инфекционным отделением В.И. Турбин знал обо мне всё. Меня оформили как «заразного больного».

Вскоре, переодетый и остриженный, я лежал на койке в дизентерийном бараке. Потом я понял, что подобных «больных» у доктора Турбина абсолютное большинство. Уже тогда, мальчишкой, я отлично понимал, чем рисковал и на что шёл Турбин, этот скромный русский человек, врач, гражданин и патриот в самом высоком смысле этого слова».

Владимир Дмитриевский, врач-травматолог

* * *

«В июле 1943 года хирург Сергей Павлович Протопопов и медсестра Мария Николаевна Шуметова, рискуя жизнью, помогли мне и лётчику-истребителю Соловейкину бежать из Орловской тюрьмы. Потом нас поместили в «русскую больницу». В больнице не было еды. Помню, нам приносили продукты русские женщины, рискуя погибнуть под артиллерийскими обстрелами. И мне помнится, что приносили или, вернее, проносили всё, что могли. И даже просили у нас извинения, что, мол, сегодня одни огурцы или картофель и что, мол, хлеба не смогли сегодня достать. И сейчас слёзы наворачиваются на глаза от такого извинения».

Георгий Чернышев, бывший военный лётчик

* * *

«Я хорошо помню хирурга Николая Андреевича Баяндина. Не щадя своей жизни, он боролся за спасение раненых даже в тот момент, когда совершенно истощённым и обессиленным делал операции и терял сознание. Но, придя в себя, снова брался за работу и проводил десятки сложных операций в сутки. Он умер от истощения 22 февраля 1942 года. Светлая память о нём будет жить вечно в наших сердцах».

Григорий Чмыхало, фельдшер «русской больницы»

* * *

«В день прихода немцев в Орёл дежурная медсестра Вашурина уничтожила истории болезней военнослужащих, а затем по указанию врача В.И. Турбина написала новые истории, как на гражданских лиц. Это дало результаты. Все военные были спасены. После выздоровления им давали гражданскую одежду и показывали путь на Болхов, как более проходимый и безопасный. Помогала уйти медсестра Нина Яичкина, которая была родом из Болхова и знала там все дороги.

Немцы боялись войти в инфекционное отделение, на котором была надпись «сыпной тиф». Они просили, чтобы к ним вышел кто-нибудь. Обычно выходила я, так как владела немецким языком. Меня спрашивали, какие больные лежат, есть ли военные. Я отвечала, что военных нет, одни гражданские. Услышав немецкую речь, они становились менее агрессивными, прислушивались к уговорам и уходили…

Условия работы во время оккупации были крайне тяжёлыми. Воду носили из реки, колонку восстановили только месяца через два, в здании больницы водопровод не работал. Больные лежали на голых досках топчанов в своей одежде или в шинелях, так как белья не было. Медикаментов, инструментов, предметов ухода почти не было. С трудом доставали продукты, помогало население. Топили чем придётся, освещение - керосиновыми лампами, коптилками, бельё стирали сами вручную. Помогали чем могли родственники и знакомые больных».

Людмила Цветкова, врач-педиатр «русской больницы»

* * *

«В августе 1942 года я был сбит немецкими истребителями в районе Оптухи. На горящем самолёте, раненый, произвёл посадку. Меня укрыл местный житель. Потом я попал в «русскую больницу», где меня вылечили и выходили врач Людмила Цветкова, медсёстры Вера Алёшина, Надя Сырцева и другие медики. Потом меня переправили к партизанам, откуда я возвратился на Большую землю и воевал до дня Победы. Я обязан сотрудникам подпольного госпиталя жизнью».

Алексей Шагинов, военный лётчик,

гвардии майор в отставке