Ливны: начало войны

Д. А. Добриков:

«В конце 1940 года я поступил на новостройку - завод «Расткаучук» (растительный каучук). Это был первенец большой ливенской индустрии. Достаточно сказать, что на строительстве работало более двух тысяч человек. Это были в основном молодые люди из города и близлежащих деревень.

Благодаря упорному труду на берегу Сосны выросли крупные «коробки» производственных корпусов. Работали с энтузиазмом, дисциплина была очень строгая, зарабатывали прилично, вином из молодёжи, помнится, никто не баловался.

Жили строители в двух трёхэтажных домах из красного кирпича, построенных вблизи производственных корпусов. Свободное время проводили весело, в клуб ходили смотреть кино и концерты, танцевали под гармонь, купались в реке, по воскресеньям ходили пешком в город на рынок и в магазины.

Ничто, казалось, не могло омрачить нашу жизнь. Правда, о том, что время зыбкое, напоминал лозунг, вывешенный на продмаге, что стоял напротив нынешнего рынка. На красном полотнище крупными белыми буквами было выведено: «Ударным трудом ответим на удар поджигателей войны!». К лету 41-го близился к концу монтаж оборудования, готовился его пробный пуск. Осенью должно было созреть сырьё для завода - кок-сагыз (растение семейства одуванчиков, выращиваемое на ливенских полях; его корешки, пройдя технологический цикл, должны были превратиться в каучук, из которого можно делать шины, обувь и многое другое).

Мы с нетерпением ждали пуска - всем хотелось посмотреть, что же собой представляет этот волшебный материал, ради которого так упорно трудились.

В воскресенье 22 июня мы безмятежно отдыхали, и тут по радио объявили, что началась война. Ливенцы встретили эту весть спокойно. Потому, наверное, что говорили постоянно, что нам не страшен никакой враг. И авторитетный тогда нарком Ворошилов заявлял: если будем воевать, то только на чужой земле и малой кровью. Люди думали: месяц-другой - и всё кончится благополучно. Но народ бывалый, те, которым доводилось воевать в Первую мировую войну, говорил: «С германцем шутить нельзя, воевать умеет!» В целом же все были настроены уверенно.

В понедельник 23 июня вышли, как обычно, на работу. И сразу же мобилизация началась, коллектив строителей стал таять на глазах. А когда немцы заняли Киев, помнится, начальник строительства Вавилов собрал всех оставшихся на стройплощадке и обратился к нам с речью: «Всё оборудование завода эвакуируется в Уфу - там будем налаживать производство каучука, он очень нужен для обороны. На стройке остались только те, у кого бронь, несовершеннолетние да негодные к службе в армии по здоровью… Приглашаю всех ехать в Уфу…»

Молчат ребята, и никто не откликнулся из молодых на его призыв, все рвались на фронт».

М. З. Кашкарова:

«Хотя на рубежах страны бушевала военная гроза, все были уверены, что на нашу страну напасть никто не посмеет. На 21 июня у нас было назначено торжество - вечер в честь окончания техникума. В то время Ливенский педагогический техникум готовил кадры для всей страны. Так что география нашего распределения была самая широкая.

Как передать чувство безоблачного счастья, радостных надежд, которые охватывали душу на этом вечере? После поздравлений от всего педагогического коллектива, которые прозвучали в речи директора, начались танцы. Ноги сами скользили по полу - лёгкость какая-то удивительная! Вальс сменяла полька, польку - краковяк. Ранним утром вышли гулять на берег Сосны, на Сергиевский бульвар. Утро было ясное, тёплое…

Простившись с подругами и друзьями, я побежала в общежитие, чтобы отдохнуть несколько часов. К вечеру я должна была уезжать из города к месту своего назначения. Поэтому часам к одиннадцати поднялась, чтобы забежать к родственникам и забрать у них свои вещи.

Шла по улицам города и не узнавала их. Днём здесь всегда было немало прохожих, а 22 июня улицы были непривычно пусты. Спускаясь к мосту по Акатовской горе, я встретила только одного человека, преподавателя техникума Сергея Петровича Волкова. Он стоял на самом спуске к мосту в Беломестное, и его лицо имело какое-то особенное растерянное выражение. Я подумала, что у него что-то случилось в личном плане, и подошла, чтобы узнать.

- Разве ты ничего не знаешь, Маша? - спросил Сергей Петрович, - война.

В первую минуту я не поверила:

- Какая война? С кем?

- Немцы напали. Сегодня утром бомбили Киев, - ответил печально Волков. - Теперь тебе никуда не нужно торопиться, Маша, все направления отменяются, кроме одного - на фронт.

Как передать чувства, охватившие меня после этих слов? День был яркий, солнечный, но мне казалось, что на всё окружающее упала тень. Солнце сразу стало светить не так ярко, и по реке потянул холодный ветер. Потрясение было таким сильным, что я не сразу смогла сдвинуться с места. Точно полосой перерезал этот разговор надвое всю мою жизнь. И до сих пор памятно каждое слово из него.

Е. Селитренникова:

«Моему мужу, Ивану Селитренникову, рабочему завода ПМ, повестку о призыве на фронт принесли 10 июля. А одиннадцатого я и дети пошли, чтобы проводить его в сборный пункт. Эта картина проводов мобилизованных солдат никогда не изгладится у меня из памяти.

Сборный пункт находился в здании нынешней девятой школы. Там у призывников забирали повестки. И уже под конвоем отправляли на территорию находившейся рядом, на месте нынешней первой площадки АО «Ливгидромаш», Вознесенской церкви. Она была окружена невысокой, но прочной узорной кованой оградой, за которой находились и церковь, и большое городское кладбище.

В тот день вдоль ограды были расставлены цепи солдат, охранявших призывников и не выпускавших обратно с территории кладбища. Мы проводили Ваню до кладбищенских ворот и остановились в отдалении, поражённые той картиной, что увидели. На кладбище всюду, сколько хватало глаз, сидели, стояли, прохаживались люди.

Всю привокзальную площадь заполнили родственники призываемых. Тут были горожанки с малыми детьми, такие, как я, были и деревенские женщины, приехавшие со своими мужьями на телегах. Эти телеги загромождали площадь, лошади пугались, беспокоились. Некоторые женщины голосили по своим близким, как по покойникам, в причёт - по-деревенски. В довершение всего ревели дети, уставшие от дороги и жары. Словом, шум стоял страшный. И была в этом шуме какая-то особенно безнадёжная нота - точно вся площадь, вся земля стонала от боли и тоски.

Наконец после полудня подошёл эшелон и мужчины пошли к теплушкам. В эту минуту ещё раз удалось увидеться, Ваня взял на руки детей, повторил прощальные слова. А потом… Потом началось незабываемое.

Когда закончилась посадка в вагоны и поезд готов был тронуться, люди буквально облепили состав со всех сторон. Вместе с моим мужем уходил на фронт его родственник Анатолий Михайлович Селитренников, тогда он был профоргом завода ПМ. Его мать - тётя Маруся - стояла в толпе, неподалёку от меня. И вот, когда звякнули буфера и дрогнул состав, тётя Маруся с плачем бросилась вперёд и легла на рельсы перед паровозом. Секунда, другая - и вместе с ней на железнодорожное полотно бросились ещё несколько женщин. Не помню, кто и как поднял их с земли, потому что от этой картины у меня, да и у многих, наверное, побелело в глазах.

Помню ещё, как бежала вслед за тронувшимся в сторону Орла поездом толпа людей. Бежали долго, упорно, падая, поднимаясь, падая вновь… Только бы ещё хоть на секунду продлить близость со своими мужьями.

Г. К. Морозов:

«Немец-то всё ближе подходил к Ливнам. Город и окрестности начали гореть: понимая, что его придётся оставить, наши поджигали все значимые объекты, чтобы они не достались врагу: горели свинарники и коровники, птицесовхоз, инкубаторная станция, известковый карьер, завод «Расткаучук», завод ПМ вместе с оборудованием, которое не успели вывезти, Адамова мельница».

Геннадий Рыжкин,

г. Ливны