Владимир Круглый: «Юбилей отмечу в чате»

Известный в Орле врач, сенатор, защищающий интересы Орловщины на федеральном уровне, рассказал корреспонденту «Орловской правды» о самой лучшей в мире профессии, а также о том, почему он ушёл из клинической медицины в большую политику.

- Владимир Игоревич, ваших родителей хорошо знают в Орле. Именем вашей матери - известного врача Зинаиды Иосифовны Круглой - назван научно-клинический медицинский центр, отец работал в Третьяковской галерее, был председателем Союза художников в Орле, основал Орловскую картинную галерею. Как проходило ваше детство? Как вас воспитывали?

- Это было абсолютно свободное воспитание. Нас было трое детей: я, мой брат-близнец Борис и старшая сестра Софья. Родители были сильно заняты, никакого диктата в семье не наблюдалось. Но при этом все выросли достойными людьми. Брат Борис Игоревич - невероятно талантливый человек, замечательный врач. Он живёт в столице, занимается разработкой новых лекарств, в том числе и от коронавируса. Софья Игоревна живёт уже много лет в Израиле, сейчас она на пенсии, а вообще пошла по стопам отца, работала искусствоведом в Третьяковской галерее. Мы учились в орловской школе №27 с преподаванием ряда предметов на английском языке, как это тогда называлось. О школе и особенно об учителях у меня остались замечательные воспоминания, с некоторыми учителями общаюсь до сих пор. Брат был отличником, я учился неплохо, но был как-то больше в тени брата. Очень благодарен своему учителю по литературе Игорю Константиновичу Смирнову, который не только дал мне много знаний по своему предмету, но и помимо родителей сыграл большую роль в моём воспитании. Мне нравился английский язык, даже думал после школы поступать на факультет иностранных языков. Нас с братом водили в музыкальную школу, и я её даже окончил по классу флейты. А вторым инструментом был саксофон. Сейчас думаю: когда уйду на заслуженный отдых, обязательно куплю флейту.

- Мама хотела, чтобы вы пошли в медицину?

- Нет, напротив, она никогда не агитировала нас идти по медицинской стезе. Мол, тяжёлая профессия, постоянные стрессы, ночные смены… Но всё же после окончания школы в 1972 году я поступил на лечебный факультет Курского медицинского института. Учёба была очень интересной, давалась легко. Кстати, я долго выбирал, какой раздел медицины выбрать для специализации. Сначала хотел стать судебным экспертом. Причина здесь - в нашем бесподобном педагоге по этим дисциплинам. На его лекции набивалось столько народу, что в аудитории не хватало мест! Это были настоящие детективные истории! Например, помню его лекцию о том, как по каплям крови на месте происшествия можно было установить, в каких обстоятельствах произошло преступление. Потом, когда начались клинические дисциплины, я твёрдо решил стать хирургом. Дело в том, что в хирургии, как ни в каком другом разделе медицины, можно быстро увидеть результат. Да, к несчастью, он бывает и отрицательным, но виден сразу. Зато ни с чем не сравним тот взрыв положительных эмоций, когда пациент выздоравливает после тяжёлой болезни! Помню, меня поражало, когда я видел, как в больницу поступает умирающий человек, труп почти, а через два дня после операции он уже по больничному дворику с сигареткой прогуливается.

- Но вы посвятили большую часть своей медицинской карьеры детям. Почему именно педиатрия?

- В 1975 году в Орле проходил выездной цикл обучения кафедры детской хирургии института усовершенствования врачей, где я познакомился с уникальным врачом, знаменитым в мире хирургом, академиком Станиславом Яковлевичем Долецким. В тот приезд он не раз бывал у нас в гостях (они дружили с мамой). Он подарил мне свою книгу «Мысли в пути», прочитав которую, я понял, что детский хирург - это лучшая в мире специальность. И в этом, кстати, я убеждён до сих пор. На 6-м курсе мединститута я прошёл субординатуру по педиатрии и приехал в больницу имени Н.А. Семашко, в детское хирургическое отделение, для прохождения интернатуры. Здесь меня тоже ждали замечательные хирурги и учителя, которым я очень благодарен: Николай Михайлович Дроздов, Людмила Илларионовна Касьянова.

- Вы помните свою первую операцию? Какие были эмоции?

- Скажу в целом о своих первых днях работы. Это было очень эмоционально, помню эти дни в деталях. Мне было нелегко. Можно о многих случаях рассказать, но самый яркий произошёл со мной примерно на второй неделе работы в больнице. И он оказался, к сожалению, трагическим. Во время моего дежурства умер шестимесячный младенец, и у меня остались жуткие воспоминания об этом. Тогда я подумал, что в этом моя вина, что я что-то недосмотрел, упустил… Но впоследствии оказалось, что у ребёнка была серьёзная врождённая патология сердца, которая не лечится и сейчас. Никогда не забуду, с какими чувствами я шёл на вскрытие. Очень поддерживали взрослые доктора. В больнице имени Н.А. Семашко в те годы был потрясающий коллектив врачей. Была очень развита общественная жизнь, царила дружеская атмосфера взаимопомощи, выручки. Проработав в больнице год, я по приглашению академика Долецкого отправился на учёбу в клиническую ординатуру в Москву. Именно в этой крупной клинике я понял, что такое детская хирургия. Эти два года очень много мне дали в плане хирургической техники. Ведь приходилось дежурить по два-три раза в неделю. Операций было очень много! Заходишь в операционную около трёх часов дня, а выходишь после четырёх часов утра. Ничего подобного в моей жизни никогда не было. Это дало мне колоссальный клинический опыт.

- Владимир Игоревич, после такого количества операций, наверное, как-то черствеет душа хирурга, притупляется эмоциональное восприятие?

- Нет, не черствеет. И не должно, и не может черстветь сердце хирурга! А если так начинает происходить, то врачу стоит подумать о смене специальности. Врач должен уметь сопереживать, должен полюбить своего пациента. Я убеждён, что в этом - залог положительного результата. Мы все когда-то становимся пациентами, и все хотим, чтобы к нам относились не как к «случаю», а как к человеку. В этом, кстати, отличие западной медицины от российской. Например, в немецкой клинике пациент даже знать не будет, кто его оперирует, и словом он с ним не обмолвится.

Конечно, есть операции разного уровня, и, соответственно, эмоции возникают различные. Для молодого начинающего хирурга успешно проведённая операция грыжесечения вызывает бурю радостных эмоций, но когда она проходит уже тысячный раз, то это просто стандартная операция. Хотя, как показывает практика, их не бывает стандартных. Ошибки возможны везде. И причин тут много. К примеру, бывает аномальное строение органов. Я долгое время занимался детской онкологией, мне приходилось делать сложнейшие операции, успех которых вызывает невероятное счастье, ведь мы спасли жизнь ребёнку. Очень хорошо помню свои эмоции, которые я испытал в 1995 году после того, как впервые в Орле выздоровел ребёнок с атрезией пищевода. Это была победа всей команды - хирургов, анестезиологов, педиатров. Я считаю это одним из главных своих достижений.

- А сейчас вы не скучаете по работе хирурга?

- В октябре будет уже шесть лет, как я ушёл из клинической медицины и не оперирую. Первое время я очень скучал: мне недоставало больницы, коллег, маленьких пациентов. Но я оставил после себя много учеников, почти все хирурги в детской больнице сейчас - это в какой-то степени мои ученики.

- А что для вас значит политическая карьера, почему вы решили изменить свою жизнь? Это какое-то стремление помочь людям - только уже не в медицине, а в другой сфере?

- Да, это главное, почему я решился на это. У меня появилась возможность отстаивать интересы Орловской области в Совете Федерации, как-то влиять на медицинскую реформу в регионе. Скажу откровенно: шесть лет назад это предложение было для меня очень неожиданным. Я мало знал о работе в Совете Федерации, но решил принять такое предложение, попробовать себя на новом поприще. Я чувствую ответственность, и очень хочется как можно больше сделать, поддержать свой регион. Это оказалось очень непросто, но мы стараемся. Мы - это я и второй сенатор от Орловской области Василий Иконников. Я принимаю активное участие в разработке законопроектов о лекарственном обеспечении. Большой раздел работы - помощь конкретным гражданам. Обращаются довольно много людей, мы пытаемся помочь каждому.

- Владимир Игоревич, расскажите, пожалуйста, о своей семье. Ведь наверняка свой юбилей вы будете встречать в кругу самых близких людей.

- С будущей женой Татьяной Бодровой мы познакомились в медицинском институте, скоро поженились. Жена сейчас заведует отделением ультразвуковой диагностики в НКМЦ им З.И. Круглой. Мы долгое время работали вместе, и для меня это было очень важно. До сих пор обсуждаем дома многие случаи, и благодаря этому я чувствую себя причастным к медицине. Дочь Марина родилась, когда я изучал детскую хирургию. Помню, как постигал основы этой специальности, катая дочку в коляске по Дворянке. Чудесное было время, всё так легко запоминалось. Сын Игорь живёт и работает в Москве. Он - IT-менеджер. У меня трое внуков, которых я очень люблю. Могу сказать, что это совершенная правда, что внуков любят больше, чем детей. На семейных праздниках мы собираемся на даче в Подмосковье большой дружной семьёй. Сейчас, во время эпидемии, встречаемся в общих чатах в режиме конференции. Всей семьёй сразу общаемся! Думаю, что в день моего рождения именно так и встретимся. А ближе к осени, надеюсь, отмечу и с коллегами, друзьями. Хотя, признаюсь, я не большой любитель пышных торжеств.

Владимир Круглый - о создании вакцины против коронавируса:

- Я смотрю на это оптимистично. Думаю, что относительно низкая смертность в России связана именно с тем, что в нашей стране развёрнута широкая иммунизация от гриппа последние годы. Вакцина будет поливалентной и появится уже к осени. Исследования проводятся в США, Израиле, Китае. В России на данный момент имеется 47 вариантов вакцин на 14 платформах, об этом сообщила заместитель Председателя Правительства Российской Федерации по вопросам социальной политики Татьяна Голикова на заседании палаты Совета Федерации.