«Сейчас мы научились с ними бороться»
— Сколько беспилотников было сбито в регионе с начала специальной военной операции?
— На начало июля было 787, на начало мая — около 700. Как раз перед 9 мая был огромный налёт — на Орловскую область летело больше сотни беспилотников. В последние месяцы, за исключением пары недель в начале июля, прилетали по 10-15 беспилотников каждый день, которые сбивались. К сожалению, есть погибшие люди, есть повреждения. Но мы, если можно так сказать, к этому привыкли. Если раньше летел один беспилотник — вся область была на ушах, то сейчас мы научились с ними бороться. Научились пользоваться системами РЭБ, есть противовоздушная оборона...
— Массированные атаки, наверное, и психологический эффект имеют?
— Раньше да, сейчас уже нет.
— Жители привыкли?
— Иногда я вижу сообщения, что сбили один-два беспилотника, которые летели на Москву. А в ту же ночь было сбито 30 БПЛА, летевших на Орёл. Мы, наверное, не являемся целью, а лишь коридором для пролёта. Поэтому сегодня Орёл, Курск, Белгород, Липецк, в какой-то степени Воронеж — это, с одной стороны, регионы-ворота, а с другой — щит для Москвы. Мы успеваем сбить очень многое из того, что летит на Подмосковье и Москву. И сегодня от того, насколько мы расторопно будем действовать, зависит, что будет уже в Москве.
Поэтому в прошлом году мы на внебюджетные средства купили дополнительные системы РЭБ. На том этапе мы сами старались обеспечить защиту. Мы пригласили военных экспертов, которые занимаются системами ПВО, они провели рекогносцировку, определили точки установки систем и какие системы нам нужны. Региональный бизнес помогает, все, кто работает в регионе. Ждали девять месяцев это оборудование. Потом передали его Минобороны. Войсковая часть им управляет, она мониторит пролёт. И когда летит БПЛА, то РЭБ включается, в радиусе 10 км глушит связь, беспилотник падает. Минобороны, увидев нашу активность, выделило нам ещё целый комплекс систем. После их установки сразу увидели эффект — беспилотников стало падать больше.
«Я считаю очень важно, что мы туда ездим»
— Насколько увеличилась нагрузка на социальную сферу в связи с проведением спецоперации?
— Я бы не сказал, что она существенна. В Орле нет больших военных госпиталей. Мы оказываем всю медицинскую помощь в рамках ОМС. Но мы понимаем, что есть определённые категории граждан, которые требуют особого внимания. Есть приоритет для участников спецоперации на приём к врачу. В областной больнице для них создано специальное отделение, куда они приходят, чтобы сразу получить помощь. У нас нет полноценных реабилитационных центров, поэтому мы сейчас пытаемся добиться их создания. Разрабатываем мероприятия по социальной, трудовой, психологической адаптации тех, кто был на спецоперации.
Мне немного проще в данном вопросе, потому что я достаточно часто езжу в зону спецоперации и многих ребят знаю лично, учитывая, что регион небольшой.
— А зачем вы туда ездите?
— Поддержать наших ребят, отвезти гуманитарную помощь. Бахмут, Соледар, Попасная — я там везде был. И под обстрелы попадали... Первый флаг, который был над Бахмутом, — Орловской области...
Я считаю очень важно, что мы туда ездим. Мы привозим гуманитарную помощь. Причём за три года мы научили ребят, как готовить списки того, что им реально нужно... Если у них есть потребность в бронежилетах, мы привезём им бронежилеты. Если есть потребность в касках, мы привезём каски. Если им нужны прицелы, мы привезём прицелы, машины, мотоциклы, квадроциклы. Стараемся выполнять все заявки. Из маленькой Орловской области, где население меньше 700 000 человек, уже 9000 тонн грузов туда отвезли.
Сейчас мы благодаря орловскому бизнесмену два-три раза в неделю возим туда воду, поскольку почти все колодцы отравлены...
Но я всё-таки поясню, зачем я туда езжу. Для меня принципиально важно, чтобы ребята-бойцы меня там видели. Не в кресле губернатора, умничающего на тему спецоперации, а именно там — в Бахмуте, Попасной и Соледаре...
— Сколько раз вы туда ездили?
— Раз 15 уже был.
— Сколько беженцев было с Украины за всё это время и из приграничных российских регионов в Орловской области? И как выстроена их поддержка?
— С начала конфликта мы официально приняли в регионе 7197 человек, из них 2150 детей. Хотя на самом деле их больше, это только те, кто прошёл через официальную регистрацию. Сейчас в регионе находится около 3000 вынужденных переселенцев. Это люди из разных регионов — Харьковской области, из Херсона, Запорожья, ДНР, ЛНР. С 6 августа прошлого года в ночь по 300–400 человек принимали переселенцев из Курской области. Это было очень тяжёлое время, когда мы полностью перестраивали работу. У нас по дороге из Курской области до сих пор висят баннеры с указанием, куда люди должны ехать — где их примут. Это гостиница «Русь» — прямо возле администрации, там круглосуточно были волонтёры, сотрудники администрации. Многие люди ведь тогда просто вышли из огорода или дома и, с чем были, с тем к нам и поехали. Многие приезжали ночью. У нас был чат для помощи создан, люди помогали одеждой, едой. Более 900 квартир орловцы отдали для проживания беженцам из Курской области.
Сейчас у нас работает 81 пункт временного размещения — в санаториях, детских лагерях, гостиницах, общежитиях. И это непростая работа. Тут главная сложность в компенсации затрат из федерального бюджета...
«Самая сложная ситуация с демографией»
— Для губернаторов существует множество KPI (ключевые показатели эффективности). Какие легче и труднее всего достигать?
— Такого разделения нет. Понятно, что текущая ситуация накладывает определённый отпечаток. Самая сложная ситуация с демографией на фоне экономических сложностей, спецоперации. С KPI же ещё сложности были, поскольку не до конца было понятно, как они считаются. Например, появился порядок подсчёта инвестиций в основной капитал, а раньше такого не было. И ещё несколько подобных моментов. Но сейчас уже научились считать.
— Давайте вернёмся к демографии. В Орловской области есть запрет на склонение к абортам, частные клиники до конца лета перестанут делать аборты. Вы считаете, что борьба с абортами действительно улучшит демографическую ситуацию?
— Демография — один из ключевых вопросов, которые нужно решать. К сожалению, в нашей близости к Москве есть один негативный тренд — отток людей в столицу. В целом негативные характеристики, общие для всей России. Мы сейчас обсуждаем возможности создания площадок для привлечения людей из других регионов. У нас есть козырь, что всё-таки мы можем привлечь молодёжь в регион, поскольку реализуется проект по строительству кампуса. Или, к примеру, у нас в этом году из 11-х классов выпустилось 2700 человек. При этом набор в вузы у нас 7000 человек.
Тема абортов очень сложная. Просто была практика, что частные клиники налево-направо делали аборты. Сейчас у нас осталась одна клиника, которая их делает. До конца лета она тоже перестанет предоставлять эту услугу — по крайней мере, я на это надеюсь. Всё-таки для аборта должны быть медицинские показания либо какие-то личные обстоятельства, когда девушка осознанно принимает решение, пройдя через психологов. В государственных клиниках женщина может сделать аборт, но до этого с ней поговорят психологи и врачи.
— Вы думаете, это скажется на демографии?
— За годы работы общественных организаций по поддержке женщин и работы Орловской митрополии около 3000 женщин не сделали аборт. То есть они хотели его сделать, но после того, как с ними поговорили, отказались. По частным клиникам ведь нет особой статистики, а последствия могут быть такие, что женщина просто не сможет больше иметь детей...
За последние пять лет у нас 43 000 молодых матерей была оказана поддержка на сумму 5,6 млрд рублей. По аналогии с Москвой мы ввели разные меры социальной поддержки — материальные выплаты, подарки роженицам. Общественники и церковь ведут работу, вплоть до того, что предоставляется жильё женщинам, которые готовы отказаться от аборта, потом им помогают трудоустроиться, идёт сопровождение. Поэтому каждый родившийся ребёнок — это большой результат.
«Мы будем демократично подходить»
— Будет ли регион переходить на одноуровневую систему местного самоуправления (МСУ)?
— У нас был эксперимент по переходу в Орловском муниципальном округе — в агломерации Орла. Он непросто дался с точки зрения дискуссии с жителями. Основной вопрос, который задают жители: не потеряют ли они сельские льготы. Это произойдёт, если делать городской округ вместо муниципального. Те, кто будет присоединён к городским округам, по федеральному закону эти льготы потеряют. Но всё-таки новый федеральный закон дал некую вариативность регионам, когда они будут сами определять, переходить им на одноуровневую модель или оставлять двухуровневую. Мы начали уже проводить дискуссии с привлечением депутатов, экспертов. У нас большинство районов высказалось «за», но я свою позицию ещё нигде не говорил.
— А у вас какое мнение?
— Сразу оговорюсь, что итоговое решение будет приниматься с учётом мнения жителей и органов МСУ. У нас есть большая часть районов, которые высказались за переход на одноуровневую систему. Есть часть районов, которые не хотят. Для меня в этом законе самое важное, что здесь через финансовые механизмы рассматривается деятельность МСУ. По сути, между строк в законе прописано: хотите сэкономить деньги — оптимизируйте расходы на административный персонал. Давайте подумаем, зачем нужен глава поселения со своим небольшим аппаратом? Например, если в селе нет света, воды, зимой засыпало дорогу, то куда люди пойдут? К этому главе поселения. Когда нужно организовать культурные мероприятия? Тоже к нему. У главы поселения есть хоть какие-то административные и организационные рычаги всё это сделать.
В итоге сложно не пойти на снижения затрат, не пойти на эту оптимизацию, потому что у нас многие муниципалитеты дефицитные. Некоторые так и рассуждают: денег не хватает, поэтому можно провести объединение. Но с чем мы тогда останемся? Куда пойдут люди? Да, там вводится руководство территориального управления. У нас сейчас найти главу поселения — это проблема, как и проблема найти деньги на его работу. Недавно у нас была встреча в одном из районов. Мы главе поселения вручили машину. Он без неё ничего не может сделать, ему надо ездить в район, который в 20 км от поселения, смотреть, что с дорогами, с колодцами и т.д. У территориального представителя же не будет ни бюджета, ни аппарата — ничего не будет.
— То есть вы считаете, надо сохранять двухуровневую модель?
— Регионам предоставлена такая возможность. Мы понимаем, что если мы не перейдём на одноуровневую модель, то это приведёт к большим издержкам, в том числе и областного бюджета. Но если перейдём, то мы можем потерять то, что было создано в своё время. И через десять лет после этого решения нам придётся восстанавливать всё обратно.
— Можно же частично ввести...
— Да. У нас есть районы, которые категорически против. Это те районы, где за последние 30 лет из муниципальной собственности не была отдана земля. Её сдают в аренду. Эти районы не продали коммерсантам жилищное и коммунальное хозяйство. И что показательно, все эти районы живут с большим профицитом в бюджетах — это может быть 200-300 млн рублей. А те, кто землю распродал, остались без ничего. Поэтому мы будем демократично подходить, обсуждать всё это. У нас нет такого, что завтра всё примем, будем систему ломать.
«Истории своей страны не нужно бояться»
— В Орле в конце 2024 года одобрили установку памятника Иосифу Сталину. Почему? Связано ли это с тем, что вы коммунист?
— Я не отдавал на откуп отдельным представителям коммунистической идеологии вопрос об установке памятника Сталину. Мы провели общественные слушания, которые организовывал горсовет Орла. Вопрос касался не только памятника Сталину. Обсуждался парк Победы, который стал одним из любимых мест в городе. У общественности Орла появилась идея установки бюстов военачальников, которые участвовали в освобождении города и области. Всё это обсудили, и горсовет принял решение, летом начнётся установка.
Мне кажется, нужно просто любить и чтить историю своей страны. К примеру, у нас возле здания областной администрации есть три монумента — Владимиру Ленину, Сергею Муромцеву и Петру Столыпину. Все они, мягко говоря, разных политических взглядов.
— Репрессий такого масштаба, правда, не устраивали.
— Ну, можно позицию Столыпина в пух и прах разбить. Я по-другому к этому отношусь. У нас памятник генералу Алексею Ермолову стоит в Орле? Стоит. Памятник царю Ивану Грозному стоит в Орле? Стоит. У нас памятник родоначальнику царской стражи Петру Комаровскому стоит? Стоит. Я против того, чтобы сносить памятники. Украина показала, как сносить памятники, ставить новые. Истории своей страны не нужно чураться и бояться. У истории нет сослагательного наклонения.
— Каков сейчас статус проекта по освоению Новоялтинского месторождения железной руды? Когда оно может быть введено в эксплуатацию? Каков предполагаемый объём инвестиций и кто выступит инвестором?
— Инвестора называть не буду. Могу только сказать так, что у нас заключено соглашение с Чеченской Республикой по созданию системы добычи и переработки железной руды. Сейчас идут изыскательские работы. Планируемый объём инвестиций — 150 млрд рублей. Орловская область располагает достаточным количеством резервов по залежам руды — с залеганием от шести метров, которая будет добываться открытым способом. По этому соглашению предполагается создание кластера лёгкой стали, сейчас проект в проработке.
— Как себя чувствует АПК области на фоне санкций? Какова сейчас обеспеченность сельхозмашинами? Какие в целом сейчас трудности у аграриев?
— По сельскому хозяйству мы не видим падения никакого. За прошлый год чуть менее 1,8 млрд рублей были меры господдержки. Сегодня по семенам отечественной селекции — по орловской селекции — мы обеспечены на 100 % семенами. Орловская область тут выделяется. Если в среднем по России одна единица техники на гектар, то у нас — четыре.
— Почему у вас так много? Потому что изначально аграрный регион?
— Да. Изначально через разные федеральные проекты закупалась и обновлялась сельхозтехника. Но и сама технология сельского хозяйства на Орловщине принципиально отличается от многих других регионов. Я читаю сводки: «Началась уборка урожая, в таком-то регионе аграрии получили 28 центнеров с гектара». У нас все, кто получает меньше 80 центнеров с гектара, не считаются достойным хозяйством. У нас, к примеру, в 2024 году на опытном поле уже урожай был 183 центнера с гектара. По производительности сельхозпродукции показатель по России — 60 000 рублей на человека, а у нас — 240 000 рублей.
У нас крупные предприятия по производству семян — «Бетагран Семена» («Щёлково Агрохим»), «Мираторг» — по семенам многолетних трав. Сейчас эта работа даёт свой результат. Плюс у нас за пять лет было выделено более 250 млн рублей субсидий на элитное семеноводство. И мы сейчас элитными семенами засеиваем где-то 12 % наших посевных площадей — это высокий показатель по сравнению со средним по России.
— В 2023 году вы говорили президенту, что намереваетесь проработать с Минсельхозом создание национального центра семеноводства в Центральной России. В какой стадии работа над проектом?
— В следующий раз я смогу доложить президенту, что мы в Орловской области производим 80 % семян многолетних трав. Мы сегодня по пшенице, рапсу, сое полностью независимы. Нам осталось только решить вопрос по свёкле, кукурузе и подсолнечнику. По сути, этот центр семеноводства уже создан. Он будет на базе предприятий «Бетагран Семена» и «Мираторг» и двух научных центров — ВНИИ селекции плодовых культур и Федерального научного центра зернобобовых и крупяных культур. В ближайшее время мы всё это соединим воедино. И я уверен, что совсем скоро семена не краснодарской, а орловской селекции будут считаться в России ключевыми. У нас зарегистрировано около 770 новых сортов. В дальнейшем будем их продавать другим регионам.
— «Мираторг» совместно со «Вкусно — и точка» перенёс сроки строительства завода по переработке картофеля в области с 2025-го на 2026 год, что связано с задержкой импортного оборудования. Всё-таки будет ли завод запущен в следующем году? Или сроки вновь сдвинутся?
— Действительно, есть определённая задержка с поставкой оборудования из-за границы. Но стройка идёт очень быстрыми темпами. Объём инвестиций — 19 млрд рублей. Планируется запустить всё в III квартале 2026 года. Просто задержка позволяет нам спокойнее заниматься проводкой коммуникаций. Пусконаладочные работы намечены уже на этот год.
— А проблему с кадрами аграрный регион почувствовал? Наверняка многие из них на спецоперацию ушли?
— Мы в период мобилизации нашли взаимопонимание с крупными предприятиями, в том числе и в АПК. Они определяли квоты. Поэтому у нас нет какого-то провала по количеству механизаторов. При этом у нас, действительно, за 2024-2025 годы самая низкая безработица за последние 20 лет. В области открыто 18 000 вакансий. Мы сейчас меняем подход в системе образования — лицензируем новые направления образовательной деятельности под конкретный запрос работодателей. Любая моя встреча с бизнесом, промышленниками — это вопрос, связанный с кадрами. Я их убеждаю в необходимости работать в программе «Профессионалитет», чтобы настраивать образование под обучение конкретных специалистов, которые им нужны. Понятно, что есть некий отток в Москву. У нас средняя зарплата — 53 000 рублей, но на предприятиях она уже далеко за 100 000 рублей. Поэтому многие из тех, кто уезжал в Москву, возвращаются в Орёл.
— А в целом есть какая-то установка на то, чтобы в среднее профессиональное образование (СПО) больше шли?
— Смотрите, у нас сейчас 2700 выпускников 11-х классов. При этом из 9-го класса где-то 4000 человек уходит в СПО. Посмотрите по статистике зарплат в регионах — у выпускников СПО она выше. Они со второго курса идут на работу. Сейчас самые востребованные специальности — это водители, механизаторы. Например, механизатор с опытом работы на комбайне получает 450 000 рублей с учётом выработки, новички — по 250 000 — 300 000 рублей. При этом у них круглогодичная занятость.
— Госдолг региона — 23 млрд рублей. Вы говорили, что 8 млрд рублей могут списать, соответственно, направив эту сумму на ЖКХ. В итоге правительство списало 9,6 млрд рублей. В целом как вы относитесь к этой мере поддержки — списыванию задолженностей за направление средств на инфраструктурные проекты?
— В итоге Минфин согласовал списание 12,9 млрд рублей, по 9 млрд рублей уже определены источники списания. Мне кажется, это очень хорошая программа для регионов. Так бы мы просто вложили деньги в инфраструктуру, ЖКХ, при этом у нас ещё было бы кредитное бремя — пусть и бюджетное.
(Публикуется в сокращении)
