Солдатское сердце Григория Ставцева

Наш отец Григорий Сергеевич Ставцев, 1914 года рождения, живший в деревне Кулешовке, а затем Ржавец Орловского района, вернулся с Великой Отечественной в 1945-м инвалидом I группы с диагнозом «солдатское сердце» (синдром да Коста), вместившим целый букет сердечных заболеваний.

Его многие знали в округе как талантливого гармониста-самородка, обладавшего абсолютным музыкальным слухом, владевшего многими музыкальными инструментами. Но его любовью были гармонь, баян, аккордеон.

До войны отец работал начальником культурно-воспитательной части в детской исправительной колонии, слыл человеком грамотным, начитанным. И после войны наш бедный домишко как магнит притягивал к себе великое множество людей, приезжавших и приходивших издалека послушать музыку, покалякать с Сергеевичем о непростой жизни.

Отец был среднего роста, неброской внешности, но его серо-голубые глаза излучали невыразимый свет доброты и участия к каждому человеку.

Во время таких встреч, как правило, звучали песни военных лет, народные, из популярных кинофильмов, особенно военных: «Два бойца», «Жди меня» и других. Иногда - музыкальные фрагменты из оперетт и нередко ария князя Игоря из оперы Бородина «Князь Игорь».

Отец рассказывал друзьям и знакомым, как воевал, а я в это время сидела в уголке, делала уроки и в который раз слушала с замиранием сердца…

Воевал он под Сталинградом, в 62-й армии под командованием генерала Чуйкова, чем очень гордился, и был ранен в ногу уже в конце военной операции, перед взятием Паулюса в плен. Глаза его загорались, когда вспоминал Чуйкова, который часто появлялся перед защитниками Сталинграда в самые критические моменты боёв. Отца восхищало, до какой степени этот маленького роста человек был бесстрашен, энергичен, прост в обращении с солдатом, как умел воодушевить бойцов, зажечь верой в победу.

Зима 1942 года выдалась суровой, морозы стояли лютые, свыше 40 градусов. Каково было нашим в окопах и щелях! Полушубки полагались лишь офицерскому составу. Будучи старшиной, отец обязан был накормить своих солдат. Ползком, пробираясь между окопами под непрестанными бомбёжками, удавалось доставить лишь хлеб, который промерзал на морозе, становясь, «как железо». «О другой пище в те дни не могло быть и речи, - добавлял отец, - жевали и такой хлебушко».

Хмурился, вспоминая о ежедневных фашистских налётах, как педантично, с лучами восходящего солнца, летели смертоносные стаи выбивать наших солдат из окопов. Рассказывал, что они сначала с ужасом, а потом, привыкнув, слышали их приближение по нарастающему звуку. Главное - определить, где упадут бомбы, и даже успеть посчитать их. Страшнее - прямое попадание. А такое было не раз…

Уже в зрелые годы, прочитав повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», поняла всю обнажённость правды в воспоминаниях отца.

Не знаю точно, какой дом, улицу защищал отец с товарищами, говорил, что недалеко от тракторного завода. Стояли они за него насмерть. Одна стена - у наших, другая - у фашистов. После налётов беспрерывные атаки врага, усиливающиеся к вечеру, так что к ночи бойцы были настолько измучены, некоторые изранены, одежда промокала до нитки… И это при морозах в 40 градусов! Но и гитлеровцы находились в таком же положении. И тогда, не сговариваясь с командованием, наши и враги вывешивали белые простыни с обеих сторон, как бы объявляя перемирие на ночь. О таком я не читала ни в одной из книг о войне. Но это было. Отец много раз рассказывал, как они переговаривались с фрицами и даже шутили. Те, кто более-менее знал немецкий язык, о чём-то спрашивали, подшучивали, добавляя русский юмор с матерком. А те, кто не знал немецкого, потешались над врагами на своём родном, русском. Горели костры, перевязывали раненых, кипятили чай; разогревая тушёнку, по-человечески ужинали. Главное - сушили мокрую одежду. А утром снова начинали убивать друг друга.

Осенью 1943 года младший сержант Григорий Ставцев участвовал уже в боях на Днепре; в каком именно месте, не помню, но гораздо ниже Могилёва, где я проживаю сейчас в Беларуси. Глядя на воды реки, задаю себе вопрос: «Сколько же надо было пролить человеческой крови, чтобы вода в Днепре стала красной?!» Такой она была, по словам отца, при форсировании реки, когда гитлеровцы взорвали понтонный мост, возведённый нашими для переправы. Как только машины с артиллерией, людьми двинулись по мосту - всё рухнуло в мгновение… Отца спасла пустая металлическая канистра. Схватившись за неё, доплыл до другого, обрывистого, берега, и под ним укрылись уцелевшие, успевшие переправиться бойцы. Тогда фашисты стали уничтожать их сверху, а затем подобрались и снизу - завязался рукопашный бой…

После того, как советские части укрепились на берегах Днепра, фашисты ещё пуще озверели… У них стало за правило спаивать своих солдат перед атакой. Сегодня рассекречены документы, что их просто накачивали наркотиками. Вполне возможно. Отец рассказывал, что фрицы были как истуканы, шли и шли вперёд с автоматами наперевес…

«Однажды, выпотрошенные боем, мы устроили ночлег в церквушке, - рассказывал отец. - А ночью туда ворвались гитлеровцы и прямо в упор стали расстреливать нас, спавших. Я успел подкатиться к убитому - и чудом остался жив. Нет предела лютости фашистов! И всё-таки мы одолели такого беспощадного, вероломного врага!»

За эти бои, где приходилось быть и разведчиком, и поддерживать связь между командирами полка и батареи, Приказом от 14.11.1943 г. №010/Н Президиума Верховного Совета СССР отец был награждён медалью «За отвагу» за то, что он, «рискуя жизнью, выдвинулся на передний край и засёк батарею противника».

Так и прошагал младший сержант Ставцев до Венгрии и освобождал её столицу Будапешт. А дальше сердце не выдержало, стал терять сознание… Диагноз поставили уже в военном госпитале в Одессе.

Когда вернулся на родину, сердечные приступы повторялись почти ежедневно, и я бежала к фельдшеру в соседнюю деревню, чтобы тот уколами помог отцу. Да он и сам стойко боролся за каждый день своей жизни: старался больше двигаться, ходить, всегда был чем-то занят, помогая жене растить шестерых детей. Стал доходить до колодца, что в 200 метрах от дома, и приносить сначала неполное, а затем и целое ведро воды. Всерьёз увлёкся пчеловодством. Наверное, это и помогло продлить его дни.

Он был благодарен судьбе за то, что прожил ещё 30 лет, одарив земляков и своих детей любовью и светом «солдатского» и отцовского сердца.

Отец стал нашим счастьем. Не забыть, как он, получая пенсию, часто покупал нам книги, так что пушкинского «Евгения Онегина» я прочла уже в третьем классе. Это во многом определило выбор моей профессии учителя-словесника. И сегодня его помнят двенадцать внуков, десять правнуков и праправнук.

Гордясь своим отцом, все мы сознаём: он - частица Великой, немеркнущей Победы нашего народа над фашизмом.